Посмотрите, что я нашел. И когда-то же такое нарисовал.
И вот подумалось:
Зачем ругаться. Чтобы не было войн, надо вовремя разбираться и разбегаться.
Вот я с трудом Запад переносил в своё время. Стыдно. Скрывал, ругал себя за это, но не договорился с собой. Не могу, и всё. Как границу с Россией пересекаю — крылья распускаются, дышу полной грудью, шалю в счастье, хожу в заграничных штанах по лужам — вспоминаю!
И наоборот. Некоторые друзья говорят, что не могут Восток переносить. Вот и говорю им — поезжайте! Не мучайте себя. Будем в гости друг к другу приезжать, чай пить, ругаться, целоваться, а потом по домам — в люли.
Не едут.
Я очень люблю наш Мир. Немного где был, но с каждого места энергию переносил на холст. Скучал, ещё хотел приехать, но ненадолго. Очень гости люблю.
Вот Крым — мой. Минск — мой. Петербург — мой. Карелия — моя. Такова она, моя черта оседлости. С юга — на север, с севера на юг.
А у другого своя черта. У третьего своя.
Почему я про это пишу.
Есть ещё одна такая черта нравственной оседлости, к которой привыкла наша «квазинтеллигенция». Жить в одном месте для того, чтобы ругать это место в пользу другого места. Это уже особая черта нравственной оседлости. Она может проходить везде. Вдоль и поперек.
Природа этого явления в том, что человек нуждается в ней, потому что боится остаться без повода для обиды. Это зависимость. Он скучает без обиды. Он нуждается в ней. Ему там и там будет скучно. Ему между хорошо.
Недавно мне одна подписчица призналась, что тайно от себя и мужа меня читает. Ненавидит меня, но отписаться не может. Ответил — потому что Вы меня любите. Она, наверное, задумалась. А потом ответила — ненавижу! Я был счастлив.
Шапокляк — это тоже образ. Она не с Геной, и не с Чебурашкой, она возле. Она завидует их дружбе, но таскается за ними.
Крокодил Гена и Чебурашка — это Советский Союз. И Шапокляк наша. Не сможет она без нас.
Потому что у нас гены от Гены.
Дмитрий Кустанович. Чебурашка, 50×70 см, 2009