Верю в жесткую политику и худсовет. Всё лучшее создавалось в таких условиях. Или на основе. До сих пор смотрим, читаем, слушаем. К сожалению, это единственный способ очередного русского возрождения. Родина у нас такая. Разродиться без этого не может. 
Что делать. Борьба учит аккуратности мысли и раскрывает таланты.
А потом не верю. Что бездари исчезнут, «современные искусства» и всякие «арт-проекты» со своими «концепциями». Что искусства снова станут изящными, женщины женственными, мужчины мужественными и всё хитрое, предательское и воровское возьмёт в руки лопаты — не верю.
А потом снова верю.
В свое время исследователь-византолог Александр Каждан отметил: «Когда я думаю об истории Византии и её значении для 20 века, я всегда возвращаюсь к одной и той же мысли: Византия оставила нам уникальный опыт европейского тоталитаризма. Для меня Византия не столько колыбель православия или хранилище сокровищ древней Эллады, сколько тысячелетний эксперимент тоталитарной политической практики, и без этого понимания мы, кажется, не сможем осознать своего места в историческом процессе».
Осознать — это ещё и окультурить. Окультурить — это ещё попробовать очеловечить. Наш гуманизм в свое время остановился на какой-то высокопарной романтической безропотности. Стал высокомерен от осознания своей исключительности перед выдуманным им же хамством и перестал быть гуманным. Стал скучным, грустным, про него и забыли.
Мы не хотим, чтобы наша война превратилась в их войну менеджеров и прапорщиков, поэтому за гуманистические принципы мы учимся воевать интеллигентно.
Военная эстетика сегодня очень нуждается в обосновании. Также важно обосновывать усердный и сладостный процесс воспитания эстетической культуры.
Снова приходит время идеалов и ценностей.
Не упустить бы. 

Дмитрий Кустанович. Ближний бой, 60×90 см, 2020