И Бельмондо наш. Потому что это не сегодняшняя мелкозадиристая Франция, а та, только наша настоящая Франция 60-х, 70-х, 80-х, которую мы понимали, а она понимала нас. Потому что мы ещё похожи. Нам ещё смешно от смешного и грустно от грустного. Мы ещё образованны и не настолько американизированы. Мы ещё красивы и разнополы. Мы ещё удивляемся, потому что ещё удивительны сами. Мы восторгаемся, потому что ещё влюбчивы. Мы ещё живы, мы хотим, мы ждём, мы интересны, потому что мы — это ещё мы. 

На Бельмондо хотели быть похожи все мальчишки. По-собачьи доброй глубокой брутальной улыбкой, не отшлифованной компьютером и телефоном. Нас так баловал только Георгий Жженов. А тут ещё и стрельба, и погони, и Париж, и всё на свете! Но обязательно, чтобы озвучивал Александр Демьяненко и Николай Караченцев. Потому что без них Бельмондо — не Бельмондо. Потому что у французского Бельмондо, увы, голосок слишком несовпадающе тонкий. А нам нужен только наш! Как у сталевара. Вот тогда он точно наш, советский, – влюбляться можно!

Красиво исчезла Европа. Она остановилась на ещё только своих французских, итальянских, немецких и скандинавских лицах. Она ещё не научилась раболепствовать, жевать и забрасывать ноги на стол. Она ещё изящна, остроумна и в меру чиста. Она ещё независима, богата и не разучилась смущаться. Она ещё умна, умеет работать, учить этому остальных, прельщать и равнять на себя мир, не до конца поруганный глобальными извращенцами.

Последний из мужчинских мужчин.
Наш Бельмондо.

Дмитрий Кустанович. Бельмондо, 70х80 см, 2025